Огни Дискотек

ОНА ЖДЕТ

Она появилась в тот самый момент, когда ее никто уже не ждал. Я давно перестал верить, что она когда-нибудь еще придет. На моих глазах люди теряли и находили друг друга, я же смотрел на них с завистью и мечтал тоже кого-нибудь найти, но для того чтобы найти, нужно было для начала кого-нибудь потерять, а терять мне было некого; поэтому я стоял в стороне и наблюдал, как молодые люди, похожие на модных актеров, встречаются и тут же расходятся (стоит ему только поменять прическу), так что я и не думал, что кто-нибудь еще сможет разжечь в моей душе камин. Дни, когда я чувствовал непонятное, необъяснимое движение в грудной клетке, казалось, ушли навсегда, и я повесил на эту дверь замок, не предполагая, что в нее еще кто-нибудь может постучаться.

Всегда, когда тебе по настоящему нравится девушка, кажется, что красивее нее никого быть не может. Обычно это длится до тех пор, пока ты действительно не встретишь кого-нибудь красивее, тогда тебе начинает казаться, что уж красивее нее точно никого нет, но вы уже знаете, до каких пор это длится. В этот раз все было иначе. Мне казалось, будто все красивые и некрасивые девушки переехали жить на Марс, по крайней мере, на земле я тогда их не встречал, и только она ходила мимо меня и бросала попрошайкам деньги. Я не могу описать ее да и не хочу, скажу только, что походка у нее была звездная. Она бы и минное поле перешла. Прошло почти полгода, прежде чем я смог выдавить из себя первое “Постой, знаешь, я”… Оказалось, что она смотрит французские фильмы, пьет крепкое пиво, а больше всего на свете любит луну; вдобавок, как выяснилось, наши мамы носили одно и тоже имя. Она была худая, как Норвегия, но красивее нее не было никого даже за пределами вселенной. Я говорил ей это, но она не верила, а ведь это не так уж и плохо – быть самой красивой девушкой во вселенной.

Назову ее Н. Не потому, что это первая буква ее имени, а просто так всегда называют в книгах людей, чье имя не хотят упоминать. Леди Неизвестность, леди Неизбежность, леди Не-Дано, леди Начинай-Все-Сначала. Имя у людей имеет большое значение, иногда даже большее, чем тот, кто его носит. Однажды мне довелось разговаривать по телефону с девушкой, которая представилась как Хама – странное имя, но когда думаешь о девушке с таким именем, всегда кажется, что она бы тебе понравилась. Хотя бывают и ужасные промахи, например, знавал я одного Иону – назвать его человеком язык не поворачивается, а имя он носил библейское. Интересно, что бы я чувствовал, если б меня звали Ромео. Конечно же, я не хочу сказать, что верю в существование прямой связи между именем и его носителем, скорее наоборот, поэтому я и не хочу называть ее имени. Таких тысячи, а она одна. Она – это все, что останется после меня, она – мой завтрак, обед и ужин, она – мое прошлое и будущее, но никогда – настоящее. Что между нами было? Да так, погуляли пару дней вместе, один раз поехали за город и один раз сходили на концерт. Можно сказать, ничего, но я еще не помню, чтобы ничего значило для меня так много. Поймите же вы, наконец, что значит фраза – один раз в жизни. Это она и есть. Она приходит раз в жизни, и это была она, Н. Только о ней я думаю с замиранием сердца. Только о ней я и думаю. Как-то она рассказала мне анекдот. Кроме того, что он был ужасно длинный, это был еще и самый скучный и несмешной анекдот, который я когда-либо слышал. Закончив, она сказала: “Это все”. Мы смеялись, наверное, часа два, я думал, что умру, но выжил. Я не хочу сказать, что любил ее, нет, это было бы неправдой. Просто мне было с ней так хорошо, как еще никогда не было в моей жизни. Она была на целых пять лет моложе меня, но рядом с ней я чувствовал себя школьником. Она была из нового поколения, и мне было трудно найти с ней общий язык, но зато я нашел с ней общую парикмахершу. Оказалось, что мы уже два года стриглись у одного и того же человека и в течение всего этого времени не подозревали о существовании друг друга. Какое совпадение! Нет, я не верю в судьбу и всю эту ГЛОБАльную чушь, но какое совпадение!

Как мне описать то, что я чувствовал в те дни? Я не могу найти слов, куда они все подевались? Я могу только вспоминать. Мне было плохо с ней, просто ужасно. Когда она вырвала из тетради по английскому языку клочок бумаги, написала свой телефон и попросила вечером позвонить, у меня потемнело в глазах и мне стало дурно. А когда она первый раз взяла меня под руку, да еще и спросила, не против ли я – я чуть на землю не упал. А однажды она разбудила меня посреди ночи и сказала, что ей не спится. Мы разговаривали весь остаток ночи, пока у нее в телефоне батарейки не сели. Я ненавидел ее телефон. Когда садились батарейки (их не хватало даже до рассвета), прежде чем отключиться, телефон начинал издавать короткие и противные гудки. Они стали для меня звуковой оболочкой страха, и каждую телефонную ночь я не мог отделаться от ужаса их ожидания. А как-то раз она рассказала мне, как прогнала вора, который забрался к ней в квартиру. Я тогда целый день об этом думал. Надо же! Она прогнала вора! Украсть бы ее на мотоцикле и увезти на Мадагаскар, чтобы сердитый Папочка сначала в обморок упал, а потом телеграмму прислал, что, мол, благословляю вас, дети, живите мирно и так далее, да еще и полцарства в придачу. Только я бы от всего отказался, сказал бы – спасибо, но нам ничего не надо, разве только вот новый концерт “HI-FI”, а то тут на Мадагаскаре… Разболтался я. Так ведь только в мультфильмах бывает. Просто я, когда о ней думать начинаю, остановиться не могу. Говорю же вам, я не любил ее, я без ума от нее был. Кстати, тот клочок бумаги с ее телефоном, написанный кривым до ужаса подчерком, я до сих пор храню в фоторамке под стеклом. Вы не подумайте ничего, просто у меня ее фотографии нет, как-то не получилось, я имею ввиду, пленка засветилась, черт бы ее побрал, почему именно в этот раз?! В общем, я потерял голову и попал в Гольфстрим ее интересов. Она оказала на меня большое влияние. Я, например, перестал читать книги, когда она мне сказала, что книги читают только одинокие люди. Мне было плевать, так это в действительности или нет, но я на самом деле не мог их больше читать. А моим любимым фильмом так, наверное, навсегда и останется “Титаник”. Да и вообще я помолодел. Насколько? Навсегда. И я больше никогда не постарею, так навсегда и останусь старшекурсником. Взрослеть вообще не для меня, я считаю, что взрослей всего человек бывает в детстве, в том смысле, что дети ко всем вещам относятся серьезно. Только потом, с этим проклятым возрастом, вся их серьезность куда-то пропадает, и они становятся посредственными писателями или, в лучшем случае, скучающими мечтателями. Дети до сих пор мои лучшие друзья, хотя меня часто окружают люди, которые пытаются в течение всей своей жизни задушить в себе детей. Я бы сам их всех передушил. Но приходится с ними общаться и, хуже того, строить из себя такого же недоноска. И только, когда я остаюсь один, в своей комнате, наедине со всем миром, я становлюсь самим собой. Если я вообще есть, то это только тогда, когда меня никто не видит. В такие моменты я по-настоящему боюсь темноты. В такие моменты я задаюсь вопросом: почему не падает вертолет, ведь он такой тяжелый?

Она не была ребенком, и я не знаю, был ли я самим собой, когда находился рядом с ней. Она была настоящим взрослым человеком, которым я никогда не смогу стать, таких взрослых, как она, я не видел еще нигде и никогда. Она была настоящей, подлинной, натуральной. Она была на самом деле. Поэтому я и не забуду ее никогда. В ней, вообще, не было ничего особенного, но этим она мне и нравилась. Вы можете подумать, что таких тысяча и даже две тысячи, но на самом деле такая только она одна. Она была той самой, особенной. Не знаю почему, но точно вам говорю – так оно и было, жаль, что так все не осталось.

Ничего не осталось. Кроме сомнений, догадок и нежелания признавать, что ты проиграл еще один бой да еще и попал в плен, из которого не выбраться никогда. Я сражался, как мог, но сначала закончились патроны, а потом начали дезертировать солдаты. Я хотел быть убитым на поле боя, но меня оставили жить и переживать. Потом мне связали руки и отрезали язык, так я остался совсем один. Так я бродил по своей камере, низко опустив голову, не в силах подойти к телефону и набрать шесть цифр. Здравствуй, я звонил тебе весь день, но у вас дома какие-то гудки и я не смог от них толком ничего добиться. Может быть, я обычный выдумщик, и на самом деле все это придумал, но нет, я знаю точно – иногда очень хочется жить, но все время такое чувство, что за тебя живут другие. Кто угодно, только не ты. Всегда так. Последнее в нашем тысячелетии затмение наблюдал почти весь мир, а у нас его почему-то не было видно; а когда я летом после восьмого класса поехал в пионерский лагерь во Владивосток, мы должны были с группой поехать в Китай, но опять же почему-то именно в это время там началась эпидемия холеры, которую побороли двести лет назад, и границу закрыли. А я, может, все свое детство мечтал Китай увидеть, это, может, страна мечты моего детства. Увидеть Китай и повзрослеть. Н. тоже была моей мечтой. Нет, она не была китаянкой, но и эта мечта не сбылась. Хотя, наверное, было бы страшно скучно, если бы мечты сбывались. Но в этот раз я поверил, что все может получиться, ведь она была простым человеком, а все остальное я, кажется, сам придумал. Может, я все время осложняю, может надо проще относиться к вещам, может, все вообще гораздо проще? Почему я не уверен? Может, я сейчас зря здесь сижу и пытаюсь разобраться, может, разбираться не в чем? Может, и не было ничего вообще? Так было или не было, и вообще, бывает или нет? Выключить бы себе мозги и лечь на дно океана, говорят, там здорово, тихо, по крайней мере. Кто говорит? Знакомая рыбка.